26.

Все члены рода Хамдан – мужчины и женщины – собрались перед домом управляющего. Их возглавляли сам Хамдан, Даабас, Атрис, Далма, Лли Фаванис и поэт Ридван. Ридван предлагал, чтобы к управляющему шел один Хамдан, говоря, что их совместный приход могут счесть за бунт и устроить над ними расправу, но Хамдан откровенно сказал ему:

– Одного меня легко убить, а весь род Хамдана они убить не смогут!

Толпа у дома управляющего привлекла внимание жителей соседних домов. Из окон повысовывались головы женщин, оставивших свои дела и с любопытством глазевших на хамданов. Побросали свои корзинки и тележки бродячие торговцы. И малые, и старые недоумевали: чего надо хамданам?

Хамдан взялся за медный молоток на двери и постучал. Почти тотчас дверь открылась и на пороге появился мрачный бавваб, а из сада пахнуло цветущим жасмином. Бавваб с тревогой оглядел собравшихся и спросил:

– Чего вы хотите?

– Мы хотим видеть господина управляющего, громко сказал Хамдан, чувствуя за спиной поддержку толпы.

– Все вместе?

– Каждый из нас имеет право видеть управляющего!

– В таком случае подождите, я доложу о вас,– проговорил бавваб и хотел закрыть дверь, но Даабас успел пройти внутрь со словами:

– Будет приличнее, если мы подождем здесь.

За ним устремились остальные, словно стая голубей за вожаком. Хамдан, увлекаемый толпой, хотя и был недоволен безрассудством Даабаса, также оказался внутри ограды. Теперь все хамданы стояли на мощенной плиткой дорожке между садом и саламликом.

– Выйдите вон! – ругался бавваб.

– Гостей не выгоняют! – отрезал Хамдан.– Иди доложи своему господину!

Губы бавваба скривились в презрительной усмешке, лицо сделалось еще более угрюмым. Он повернулся и быстрым шагом пошел в саламлик. Хамданы смотрели ему вслед, пока он не исчез за занавесом, скрывавшим дверь в гостиную. Затем стали разглядывать сад, фонтан, обсаженный пальмами, увитую виноградом беседку, вьющийся по стенам дома жасмин. Их растерянные, блуждающие взгляды снова и снова возвращались к занавесу.

Наконец занавес откинулся и в дверях показался сам эфенди. Лицо его было мрачнее тучи, а быстрые шаги выдавали сильный гнев. Дойдя до лестницы, он остановился на верхней ступеньке. Широкая аба окутывала его тело. Видно было лишь его недовольное лицо, мягкие домашние шибшиб¹⁸ и длинные четки в правой руке. Эфенди обвел всех собравшихся пренебрежительным взглядом и остановил его на Хамдане, который как можно вежливее сказал:

– Доброе утро, господин управляющий!

В ответ управляющий лишь помахал рукой и спросил:

– Кто вы такие?

– Род Хамдан, господин управляющий!

– Кто разрешил вам войти в мой дом?

– Дом нашего управляющего – это и наш дом, все мы под твоей защитой и прибегаем к твоей милости,– быстро сообразив, ответил Хамдан. Лицо управляющего не смягчилось.

– Ты пытаешься оправдать ваше непристойное поведение?! – спросил он.

Даабасу надоела вежливость Хамдана, и он вмешался:

– Мы единая семья, все мы – дети Адхама и Умеймы!

– Это дело прошлое,– возмутился эфенди,– их давно уже призвал к себе Аллах.

– Мы терпим нищету и страдаем от несправедливости,– проговорил Хамдан,– поэтому и решились прийти к тебе, чтобы ты сам увидел, как мы несчастны.

– Клянусь твоей жизнью,– вмешалась Тамархенна,– даже тараканы не вынесли бы такого существования!

Тут Даабас не выдержал и почти прокричал:

– Большинство из нас – нищие! Наши дети голодают, наши лица опухли от побоев и пощечин футувв. Разве такая жизнь достойна потомков Габалауи и наследников его имения?!

При этих словах рука эфенди судорожно сжала четки, он воскликнул:

– Какого имения?

Хамдан пытался помешать Даабасу говорить, но тот – словно хмель ударил ему в голову – продолжал:

– Болышого имения! Не гневайся, господин управляющий. Я имею в виду всю ту землю, которой владеет наша улица, возделанные поля и участки окрестной пустыни. Имение Габалауи, господин! Уже не сдерживая гнева, эфенди закричал:

– Это земля моего отца и деда! Вы не имеете к ней никакого отношения! Вы рассказываете друг другу всякие небылицы и верите в них, но у вас нет никаких доказательств!

Тут хамданы заговорили разом, особенно выделялись голоса Даабаса и Тамархенны:

– Об этом все знают! Все!

– Все? – возмутился эфенди.– Ну и что же? Если вы скажете, что мой дом принадлежит не мне, а кому то другому, разве этого достаточно, чтобы отнять его у меня? Проклятые гашишники! Скажите мне, кто нибудь из вас получил хоть миллим из доходов от имения?

– Наши отцы получали!

– И у вас есть доказательства?

– Они говорили нам,– проговорил Хамдан,– и мы верим им!

– Это наглая ложь! Убирайтесь отсюда, пока вас не выгнали!

– Покажи нам десять условий! – потребовал Даабас.

– С какой это стати? Кто вы такие и какое имеете к ним отношение?

– У нас есть право!

В это время за дверью раздался голос Ходы ханум, жены управляющего:

– Хватит тебе разговаривать с ними! Не утруждай себя понапрасну!

– Лучше выйди сама и рассуди нас! – сказала Та мархенна.

– Это разбой средь бела дня! – срывающимся от гнева голосом проговорила Хода ханум.

– Да простит тебя Аллах, госпожа! Во всем виноват наш дед, который удалился от мира,– ответила ей Тамархенна.

В этот момент Даабас, подняв голову, громовым голосом закричал:

– О Габалауи! Взгляни на нас! Ты оставил нас на милость тех, кто не ведает милосердия!

Голос его звучал так громко, что казалось, он должен достичь слуха Габалауи. Но эфенди, задыхавшийся от злобы и гнева, еще громче вопил:

– Вон! Вон из моего дома, немедленно! Хамдан растерянно пробормотал: «Пошли!», повернулся и зашагал к выходу. Остальные молча последовали за ним, даже Даабас, который, однако, еще раз вскинул голову и с той же силой крикнул:

– О Габалауи!